Ночь… Даже капающий кран перестал раздражать и кажется почти родным… Полусветлая лампочка, разбрасывающая вокруг длинные тени… И я, прислушиваясь к мирному посапыванию сестры, пишу сочинение. Не себе…

А начиналось все так радужно! Перед тем, как я легла спать, сестра протянула мне увесистую книжку… Я и раньше знала, что это за предмет и даже не испугалась. Сестра, лукаво улыбнувшись, пояснила недоумевающему родичу, что по этому чуду нужно  к завтрашнему дню написать сочинение. Я осторожно взяла книгу: столь неожиданный подарок насчитывал в себе 40 глав и 321 страницу, не считая, правда, комментариев и оглавления. И это все мен нужно не только прочитать, но и умудрится сотворить вдохновенный опус на три листа?! Я недоуменно посмотрела на сестру. Та кивнула, подтверждая мои самые страшные опасения, и предложила за умеренную плату не совсем умеренными шлепками и пинками доказать, что все это – совсем не сон…

Я поверила ей на слово. А теперь уже в пятый раз переспрашивала себя, что я делаю, когда давно должна тихо и мирно отсыпаться перед школой?! Ответ был очевиден и теперь по крайней мере один голодный ребенок из этой квартиры читал про кулинарные изыски русских поваров. Да уж, ими просто невозможно было не гордиться: одно описание лебедя было размещено на двух страницах.

Правда, встать и направиться к холодильнику мне все же не пришлось: кулинарные блюда сменялись убийствами, предательствами и распутными действиями полусумасшедшего царька. Кажется, это был Иван Четвертый…

Впрочем, удивлялась я другому: как могли шестому классу задать читать про такие ужасы? Тем более, по моему огромному подозрению, еще, по меньшей мере, одиннадцать одноклассников сестры штудировали эту сказку на ночь параллельно со мной. Я с удивлением посмотрела на сестру. Та всхрапнула и, засопев, перевернулась на другой бок. А жалко, у меня нет старшей сестры… Вот я бы сейчас спала, а она мне решала задачки…

Я закрыла глаза и так живо представила себе все это, что открывать их уже не хотелось. Помогло одно: мысль о том, что если завтра сестре поставят двойку, то виноватой буду я. Но, наверно, недолго: мертвых не судят…

Я зашелестела бумажками и принялась писать. Увы, если и есть на земле музы, то со мной была лишь муза сна. Вдобавок ко всем творческим и человеческим мучениям, ручка вдруг решила, что не намерена писать мой опус, и закончилась.

Я огляделась. Другой пишущий агрегат находился в полуметре от меня. Тут рукой не дотянуться! Я поднялась, тут же расшибла себе пальцы обо что-то тяжелое, по ощущениям напоминающее сестренкин портфель, чертыхаясь, добрела до ручки и увидела часы. Полночь.

Никогда не подозревала, что я боюсь темноты. Наверно, потому, что засыпаю засветло, а просыпаюсь тогда, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Я закрыла глаза и медленно осела на пол. Потом руками нащупала пол и поползла к стенке. Первой ощутила  ее присутствие голова. Затем я, с  горем пополам, нашла свою кровать, с ним же пополам дописала сочинение. Теперь оставалось только одно…

Я растолкала сестренку. Если ей завтра сдавать работу, то переписывать ее надо прямо сейчас! Ребенок уставился на меня с усмешкой: «Ой, прости, я пошутила, у меня еще дня четыре есть. Девочка перевернулась на другой бок и уснула.

Я с любовью посмотрела на сестру. В самом деле, любовь, ненависть – какая разница! Мы же родственники!

Ускова Дина