Его имя знакомо любому нашему читателю. Олег Попов – всемирно известный и прославленный мастер цирка – живая легенда клоунского цеха

Персонал аугсбургской гостиницы Alepenhof, где остановился любимец публики, не мог скрыть волнения, ведь не каждый день в этом отеле можно увидеть VIP-персону мирового масштаба. По моей просьбе для интервью нам выделили отдельное просторное помещение, так как гостиничная суета очень отвлекала от разговора на вечную тему циркового искусства.

– Олег Константинович, вы когда-нибудь интересовались происхождением фамилии «Попов»? Нет ли в ней религиозного подтекста?

– Конечно, в большой степени фамилия говорит сама за себя, и мне кажется, что мой прадедушка был попом, но этого я точно не знаю, потому что мы жили в те времена, когда страшно было спрашивать такие вещи.

– Мне известно, что вы родились в небольшой деревне...

– Да, я родился в подмосковной деревне Городово, а через месяц мой папа получил в Москве квартиру (он работал на Втором часовом заводе), и с тех пор я стал москвичом.

– Расскажите немного о родителях.

– Про отца я только что сказал, а моя мама работала ретушером диапозитивов. Вы, в силу возраста, не можете этого знать, но раньше, до появления цветных фотографий, в аптеках нужно было раскрашивать диапозитивы в разные цвета – красный, зеленый, синий и т. д.

– Когда вы обнаружили в себе талант смешить людей? Возможно, он проявился еще в детские годы?

– Вы знаете, у меня папа был человеком юмористического склада и неплохо рисовал, а когда мне было лет 8-9, на наших киноэкранах стали появляться картины с участием Чарли Чаплина, и если мне мама давала мелочь на мороженое, я бежал смотреть эти кинофильмы, так как он мне очень нравился.

– Однако в детстве у вас не было ярко выраженных задатков клоуна?

– Нет, но у каждого пацана в те времена (может быть, и сейчас) имелось какое-нибудь прозвище, а меня, например, дразнили просто «Жирный» (заразительно смеется), ведь я тогда был очень полным.

– А каким образом вы попали в цирк?

– Это произошло в 1944 году, еще во время войны. Мы остались без отца, поэтому нужно было обеспечивать семью. Я начал работать слесарем в газете «Правда», где ремонтировал плоскопечатные машины, а рядом находилась цирковая школа. Я же в свободное время занимался акробатикой в спортивном обществе «Крылья Советов», оно тоже располагалось недалеко от моего дома. Туда приходили студенты из циркового училища, я с ними познакомился, после чего меня стали приглашать туда на репетиции. Мне там очень понравилось, и я, не говоря никому ни слова, поступил в цирковое училище. Даже моя мама узнала об этом год спустя.

– И почему вы скрывали этот факт?

– Во-первых, я боялся, что она мне не позволит там учиться, а во-вторых, мама была твердо убеждена в том, что все артисты – пьяницы и развратники, поэтому не хотела, чтобы я этим занимался.

– Каким образом ваша акробатика перешла в клоунаду?

– В цирковом училище мы готовили номер, который был рассчитан на трех человек, но, к большому сожалению, произошел несчастный случай, в результате которого наш партнер разбился насмерть. Мы остались вдвоем, не зная, что делать, так как номер рассыпался. Тогда я начал репетировать эквилибр на свободной проволоке, и мне очень повезло, что со мной работал режиссер Сергей Дмитриевич Романов, который придал этому номеру юмористический уклон. Я стал выступать по циркам, а затем в 1951 году я был отмечен на Московском молодежном фестивале. В этой программе принимал участие знаменитый клоун Карандаш, и после окончания фестиваля он взял меня работать в труппу. Кроме моего сольного номера, я ассистировал Карандашу, участвуя в различных репризах, массовках, в общем, крутился-вертелся вокруг него, смотрел как Михаил Николаевич репетирует и работает. После гастролей он уехал на отдых, а мы отправились выступать дальше. Приехали в город Саратов, где выступал клоун Боровиков, но он к тому времени лежал в больнице со сломанным во время неудачного выступления ребром. А директор цирка знал, что я имею опыт работы в качестве коверного и выступал с самим Карандашом, поэтому он меня попросил подменить на неделю Боровикова, так как цирковую программу без клоуна представить очень сложно. Однако у меня не было никакого реквизита, не говоря уже о костюмах и гриме. На следующий день мы поехали в больницу к Боровикову, директор представил меня и сказал, что этот паренек сможет нас выручить и неделю отработать клоуном, но у него ничего нет. Тогда Боровиков вручил мне ключ от гардеробной и разрешил взять все, что мне необходимо для выступлений, и за это я ему всю жизнь благодарен. Вот и по сей день нахожусь на подмене (смеется).

– Как у вас появился образ «Солнечного клоуна»?

– В 1958 году советский цирк впервые поехал на гастроли в Западную Европу. Это была большая поездка по трем странам: Бельгии, Франции и Великобритании. И мы убедились, что фраза: «В Москве погода ясная, а в Лондоне – туман», соответствует действительности, так как в Англии небо было мрачным. А в самой первой рецензии было написано, что в такую туманную погоду приехал клоун, который солнцем осветил арену, отчего всем стало теплей, с легкой руки того рецензента меня теперь всегда называют «Солнечным клоуном».

– Как известно, клоун – это фигура, «цементирующая» все представление, он соединяет различные номера, поэтому должен уметь практически все: жонглировать, показывать акробатические трюки и т. д.

– В этом смысле мне очень много дала наша школа, ведь там мы изучали гимнастику и акробатику, жонглирование, эквилибристику, а это все в недалеком будущем мне очень пригодилось, хотя тогда я даже не думал, что эти жанры мне нужны, и относился к ним халатно.

– Кроме того, насколько я помню, клоун всегда общался со шпрехшталмейстером (инспектором манежа).

– Да, это было обязательно, так как драматургия реприз, в основном, строилась на конфликтах клоуна и инспектора манежа, что выражалось в диалогах или пантомиме.

– В дореволюционном российском цирке было две маски клоуна – Белый и Рыжий. Не надо обладать телепатическими способностями, чтобы понять, кто вы. Я даже сейчас не говорю о цвете волос...

– Белый клоун – это такой «законник», который постоянно качает права, а Рыжий издевается над этим.

– А насколько сольное выступление клоуна отличается от работы вдвоем или втроем?

– Одному работать очень сложно, так как все внимание приковано только к тебе, а не к партнеру, поэтому постоянно надо чем-то удивлять публику.

– Как вы относитесь к цирковым династиям?

– Я к ним совсем не отношусь, так как не являюсь представителем одной из них, но должен сказать, что не всегда происходит продолжение династии. Например, у Чаплина было 13 детей, но никто из них не стал клоуном. Или возьмем моего внука. Я целый год его таскал за собой, он вместе со мной работал, но я видел, что его глаза не горели, поэтому он вернулся к той деятельности, которая ему нравится.

– И в чем она заключается?

– Сейчас мой внук является менеджером и продает машины в Москве.

– Возвращаясь к вопросу о династиях. Есть же среди них и такие представители, как Запашные...

– Конечно, можно еще назвать и дрессировщиков Филатовых, не говоря о династии Дуровых.

– Одно время вы выступали с художником-моменталистом Алешичевым. Возможно, не все наши читатели знают, в чем специфика этого вида творчества, поэтому расскажите подробнее об этом.

– Прежде всего, нужно иметь большое чувство юмора, чтобы сходу увидеть у человека не только хорошие, но и плохие качества, а потом все это изобразить в утрированном виде. Наш номер заключался в том, что я выбирал из публики наиболее колоритных зрителей, а Алешичев в считаные минуты рисовал шарж. Однажды, к примеру, я нашел в качестве «подопытного кролика» мужчину с огромной рыжей шевелюрой. Александр быстренько нарисовал его, но тот покачал головой, мол, не похоже, а потом совершенно неожиданно для всех сдернул с головы парик и оказался абсолютно лысым! Такого гомерического хохота я не слышал давно!

– Кроме цирка вы в свое время участвовали в телепередачах, например, была такая детская воскресная программа «Будильник», которую я всегда с удовольствием смотрел и с нетерпением ждал.

– Да, это была и моя любимая передача, а когда я работал в Московском цирке, то я жертвовал выходными днями и вел эту программу для детей каждую неделю.

– Вы также снимались в кино...

– У меня не такой большой киноопыт, так как меня не отпускали на съемки, но я участвовал в создании советско-румынского фильма «Мама», где играл роль Медведя. Это тоже было очень интересно, хотя на съемочной площадке все обстоит по-другому.

– Вы сможете припомнить какие-нибудь курьезные случаи, которые происходили в цирке?

– Конечно, случалось разное, иногда я видел, что кто-то из зрителей пришел подшофе, его разморило, вот он и заснул, сидя на первом ряду. Тогда я мчался за кулисы, приносил громадную кипу газет, будил его и давал почитать, чтобы отвлечь ото сна.

– Олег Константинович, как вы думаете, в чем магия цирка? Почему его любят все – дети, взрослые и даже те, кто боится себе в этом признаться?

– Начнем с того, что цирк – это прежде всего дрессированные животные. Сейчас, к сожалению, «зеленые» (Greenpeace) активизировались и стали запрещать работать артистам с животными, мотивируя это жестоким обращением с «братьями нашими меньшими». А если вспомнить, то цирк начался с лошадей, поэтому во всем мире диаметр арены – 13 метров. Потом в цирке есть акробаты, фокусники, здесь представлены разные жанры, и публика восхищается способностями человеческого организма, замирая от восторга. Где же ещё можно подобное увидеть? Я не знаю!

– В чем была сила так называемого советского цирка?

– Дел в том, что наша публика очень любит цирковое искусство. Но самое главное заключается в том, что у нас была школа, и мы занимались не самодеятельностью, а профессионально, причем это делали преподаватели, хорошо знающие специфику цирка изнутри, – бывшие циркачи, которые не прочитали об этом в книге, а сами через все прошли. И всем нашим учителям, которые нас воспитывали, громадный низкий поклон. Это не только педагоги, но и режиссеры, композиторы, и авторы.

– Одно время были в моде тематические представления, объединенные общей целью.

– Да, это называлось театрализованное цирковое представление, где красной лентой проходила основная мысль, хотя я считаю, что даже в маленькой репризе должна быть, может, и не глубокая, но мысль. В цирке не должно быть пустых вещей – просто дал пощечину, ха-ха, и вся реприза. Нет, надо, чтобы зрителям стало понятно, почему ты ударил.

– Среди важных цирковых фигур вы называли профессию режиссера. Я знаю, что у вас было тесное сотрудничество с Марком Местечкиным.

– Ну, как же! Марк Соломонович – это мой любимый режиссер, благодаря ему я часто выступал в Московском цирке. У нас с ним было много номеров, а также цирковое «двухсерийное» обозрение «Лечение смехом», так что я сохранил о нашей совместной работе самые приятные воспоминания.

– Продолжаем тему «Советский цирк». В какой мере его коснулись вопросы идеологии?

– Вы знаете, вся идеология ограничивалась парадами и эпилогами, вот там как раз и звучали какие-то патриотические призывы.

– А как это проявлялось в клоунаде?

– У меня был, например, такой номер. На манеж выносили большие весы. Затем выходил «агрессор» с атомной бомбой, клал ее на весы, а я появлялся с голубем, располагал его на другую чашу весов, и голубь перевешивал! Реакция публики была потрясающей, хотя ничего особенного мы не делали.

– В каких отношениях вы были с Коммунистической партией?

– Мне много раз предлагали вступить в ее ряды, но я отказывался, так как коммунисты загубили моего отца. Кроме того, мне кажется, что понятие «клоун-коммунист» само по себе смешно.

– Расскажите о вашем участии в международных конкурсах.

– В 1955 году был фестиваль в Варшаве, затем я выступал на всемирной выставке, но самый главный конкурс – это конечно же Монте-Карло, где я был удостоен звания «Золотой клоун», это произошло в 1984 году.

– В 1991 году распался Советский Союз. Как вы восприняли данный факт?

– К тому времени у меня возникла такая ситуация: я был на гастролях в Германии, и когда началась эта вся заваруха, нас бросил импресарио, не заплатив за два месяца, – взял и «сорвался», а мы остались без средств к существованию вместе с животными и реквизитом. За год до этого от рака умерла моя супруга, и в ФРГ я познакомился с девушкой Габи. Но очень быстро появился другой голландский импресарио, который согласился взять всю нашу программу, только он попросил месяц на подготовительный период. Я обрисовал Габи эту ситуацию: денег нет, работы – тоже пока не предвидится, куда ехать – не знаю. Что делать? А она отвечает: «Поехали ко мне». Мы взяли весь реквизит и уехали в деревню, где жила Габи. Месяц перекантовались, затем начались успешные гастроли, она несколько раз приезжала и уезжала, пока не осталась насовсем. И с тех пор я постоянно живу в Германии.

– Вы уже находитесь в ФРГ уже более 10 лет, какой у вас за это время здесь сложился круг общения?

– В том месте, где я живу (небольшая деревня недалеко от Нюрнберга) у меня есть друзья среди немцев из Казахстана. Конечно, в коллективе, где я работаю; общаюсь я также и с местными немцами. Круг общения у меня не такой уж и большой, так как для этого нужен постоянный контакт, а когда я нахожусь постоянно в разъездах, то мы не видимся годами, отчего дружба затухает. Мы – кочевники и люди неуловимые, нас ловят, но безуспешно.

– А ближайшие родственники?

– У меня здесь живут дочь Ольга и внучка Вера. Первая работает, а вторая еще учится, но мы периодически общаемся, как лично, так и по телефону.

– В чем секрет вашего творческого долголетия?

– Во-первых, спасибо дедушке и бабушке за здоровье, которое тоже передается по наследству. А во-вторых, как мне кажется, это – любовь к цирку, поэтому, когда меня спрашивают: «Где ваша родина?», я всегда отвечаю: «Где цирк, там и моя родина!»

– Как вы думаете, почему в Германии почти нет стационарных цирков, а используется система шапито, когда артисты приезжают всего на несколько недель?

– Я думаю, причина заключается в экономической нецелесообразности, ведь стационарный цирк должен приносить доход круглый год, для чего нужно отапливать помещение, оплачивать электричество, что требуют немалых финансовых средств. А система шапито более мобильна, ведь при хороших сборах можно немного и задержаться. В шапито зимой не холодно, поэтому зрители при любой погоде идут в цирк, им нужно за это вешать медаль (смеется).

– Олег Константинович, теперь – несколько слов о цирковой программе, которую увидят зрители.

– Я не хочу заниматься саморекламой, но могу сказать, что подобралась очень хорошая программа, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Жанры представлены разные и интересные: это жонглеры, наездники, фокусники, акробаты, дрессировщики, эквилибристы и т. д.

– А как в программу Российского государственного цирка попали китайские артисты?

– Это была инициатива нашей дирекции, которая формирует программу. Я к этому не имею ни малейшего отношения, я – простой участник представления. (Здесь Олег Константинович явно скромничает, так как в программе он заявлен в качестве специально приглашенного гостя.)

– Возможно, дирекция вспомнила некогда популярную песню, что «русский с китайцем – братья навек?»

– Дело в том, что наша программа называется «... and friends» («... и друзья»), так что никакого противоречия я здесь не вижу.

– Артисты, как известно, люди – суеверные. Вы также относитесь к этому числу?

– Если дорогу перебежит черная кошка, то нужно три раза плюнуть через левое плечо, потом нельзя садиться спиной к манежу или есть семечки – сборов не будет. Есть еще и другие суеверия и приметы, но это все – шутки, хотя в каждой шутке имеется доля правды (смеется).

– Вам удается следить за цирковой жизнью России и стран СНГ?

– Мне кажется, что все хорошие и находчивые артисты разбежались и теперь находятся за рубежом.

– Почему в последнее время среди российских коверных давно нет громких имен? По-моему, после Юрия Куклачева еще не появилось ни одного известного клоуна.

– Для того чтобы клоуна узнали, нужна реклама, прежде всего – телевизионная, потому что без этого очень трудно стать популярным, но молодые ребята-клоуны есть, в том числе и в нашей программе, они, кстати, из Украины.

– В чем заключается отличие между «нашим» и немецким цирком?

– Наша школа очень отличается от западной, в частности, от немецкой. Я уже говорил о ее специфике, поэтому не хотел бы повторяться.

– Этот год для вас является юбилейным...

– Да, мне исполнится летом 15 лет! (на полном серьезе).

– И что бы вы пожелали себе в этот год?

– У меня только одно пожелание – здоровье. А остальное, как говорил в свое время Марк Соломонович Местечкин, купим в ларьке!

С Олегом Поповым беседовал Евгений КУДРЯЦ

Газета «Русская Германия» №9, 2005 г.