Сначалом строительного бума в нашем городе завелись оранжевые человечки. В народе их прозвали таджиками — теперь это слово нарицательное. Человек приезжает из Америки и рассказывает: «Мексиканцы там — местные таджики». Ну да, таджики — это такие нищие и бесправные люди, выполняющие грязную работу в прямом, а не в переносном смысле этого слова. Отношение к ним соответственное — брезгливо-пренебрежительное, как к низшей касте.

Неприкасаемые

В некоторых восточных культурах так относились к людям, занимавшимся заготовкой мяса и выделкой кожи. До них нельзя дотрагиваться, зато их можно безнаказанно эксплуатировать, унижать и даже убивать. В Советском Союзе тоже существовала низшая каста — «петухи» на зоне, с которыми, как известно из фольклора, западло здороваться и есть одну пищу. Теперь в общественном сознании к «опущенным» приравнен целый народ. И никому до его проблем нет дела — «неприкасаемым» не протягивают руку помощи.

Поразительно, мы прожили с таджиками бок о бок целую эпоху и ничего о них так и не узнали. Обыватели привыкли не замечать оранжевые жилеты, видя в них функции, а не людей. Кому охота погружаться в зловонную атмосферу пролетарского труда, бытовой неустроенности и правового беспредела? Гастарбайтеры населяют дно общества, где их окружает всякая шваль, вроде мошенников-прорабов, вымогателей-милиционеров и хищников-неонацистов, рыщущих по пригородным электричкам в поисках свежатинки. Я не припомню ни одного серьезного репортажа в нашей прессе, рассказывающего о буднях гастарбайтеров с общечеловеческой точки зрения, а не с позиций ФМС (Федеральной миграционной службы. — OS).

Немецкий репортер Гюнтер Вальрафф в свое время написал знаменитую книгу о жизни турецких иммигрантов под названием «На самом дне». В России единственным пока журналистом, рискнувшим спуститься «на самое дно», стала итальянка Стефания Дзини. Она провела пять суток в переполненном плацкартном вагоне поезда Москва — Душанбе. Репортаж Стефании показали по телевидению — итальянскому, разумеется. У нас жизнью мигрантов никто не интересуется. О чем их песни? Что они думают о нас? Зачем им нужны деньги? Мы не знаем, потому что нам нет до них дела.

Из рабовладельческого

И вдруг в общественном сознании к таджикам проснулся интерес. Не сочувственный, а настороженно-пугливый. Стало модно рассказывать страшилки про толпы оголодавших гастарбайтеров, выползающих по ночам, как ниндзя-черепашки, из своих отстойников, чтобы грабить москвичей. Прошла волна репортажей по телевидению — все с точки зрения ФМС. У нас на НТВ тоже решили в этом поучаствовать. Сначала моя коллега Катя Устинова приступила к съемкам материала о таджиках «с человеческим лицом» для программы «Главный герой». Потом мы решили сделать «Профессия — репортер» примерно о том же, но с более широкой географией. Катя предупреждала меня: пока не подружишься, не давай им денег, как бы они ни просили.

В первый же день съемок я совершил ошибку.

На пересечении МКАД и Ярославского шоссе есть известная точка, прозванная в народе «рынком рабов». Последнее время туда повадился приезжать ОМОН, загонять пинками первых попавшихся гастарбайтеров в «ГАЗель» с синими номерами и везти на загадочные «лесозаготовки». Под угрозой смерти работяги трудятся там до полного изнеможения, после чего их еще раз избивают — видимо, уже для садистического наслаждения — и выбрасывают на трассу в десятках километрах от Москвы. Приехав на точку, я поразился тому, как она опустела. Раньше здесь стояли толпы гастарбайтеров, теперь несколько десятков. «Белые» — т.е. русские, украинцы, молдаване — расположились на козырных местах возле кафе, куда можно всегда забежать погреться. «Черные» мерзнут у автобусной остановки. Лицо первого же человека, встреченного там, напоминало по цвету осьминога в чернильном пятне — сплошной лилово-синий кровоподтек, сломанный нос съехал набок. Увидев камеру, он бросился бежать и остановился, только когда я прокричал ему что-то про деньги. «ОМОН, ОМОН, — твердил он, показывая на синяки, — лес, убивают, страшно». Это звучало как начало зубодробительного расследования, но история, к сожалению, продолжения не получила. Взяв тысячу рублей и пообещав дождаться меня с оператором в переулке за остановкой, таджик исчез. Я на него не в обиде. Он сделал со мной то, что делали с ним множество раз. «Кинули» — одно из самых популярных слов в русском лексиконе таджиков. Но если раньше кидали от раза к разу, то теперь это происходит повально. «Кризис» — новое слово, которое таджики выучили раньше других.

Колонка Андрея Лошака