- Журналисты.Ру — публикации статей, рецензии, проба пера. - http://journalisti.ru -

«Дядя Ваня»

Posted By Andrew On 14 Январь 2010 @ 21:22 In Александра Симонова,Колонка журналиста,Культура,Рецензия | 1 Comment

На сцене Театра имени Моссовета 27-го декабря 2009 г.  состоялась премьера спектакля «Дядя Ваня»,  и   режиссер спектакля Андрей Сергеевич Кончаловский вновь обратился к чеховской пьесе, которую в 1970 году уже успешно экранизировал.

Я  видела  предпремьерный  показ в октябре, и тогда на меня спектакль произвел весьма неоднозначное  впечатление.  И хотя считаю, что это не очень корректно и честно в отношении зрителя, который приобретал билеты  еще в августе  по вполне премьерным ценам, но Кончаловский  поступил весьма умно, объявив октябрьские прогоны предпремьерными. Стоило ему показать  абсолютно сырой, необкатанный спектакль с актерами, которые на тот момент  «не совсем еще въехали» в режиссерское видение,  то критики и журналисты [1] нанесли бы актерам весьма значительные душевные травмы,  а Кончаловского  весьма справедливо обвинили бы в том, что он решил на сей раз просто изощренно поиздеваться над Чеховым, предъявив общественности исполнителя главной роли, который весь вечер скакал по сцене кузнечиком, произносил монологи визгливо и картаво, и при этом весьма походил на Ленина в молодости. Некоторая часть зрителей весь вечер пребывала в недоумении, и изо всех скрипела мозгами, пытаясь понять, что же все-таки хотел  сказать Андрей Сергеевич, а  основная же часть зрителей, ведомые Павлом Деревянко и Александром Филиппенко, плюнула на смысл и идею, которые с ходу в руки не давались,   и вовсю веселилась  в сценах, которые по определению не должны  быть смешными.

А. Кончаловский.
«Я не люблю пересказывать идею. Она должна быть скрыта. Она проявится в спектакле, и если
её не поймут, это будет моя вина. Но объяснить её все равно невозможно».
(«Культура», 2 марта, 2000 г.).

В руках Андрея Кончаловского  невозможное   стало вполне реальным и действительным. В два последующих  месяца  спектакль  обкатывался  в Италии, Венеции  и  всей Прибалтике, и все это время Андрей Сергеевич вместе с актерами напряженно работал, правил, дополнял, шла, теперь можно спокойно сказать, успешная «работа над ошибками». Режиссеру за этот короткий промежуток времени удалось не только наполнить до верху скелет спектакля, но и упрочить все  актерские связки.

И очень хорошо, что самому режиссеру удалось уйти от первоначального желания сыграть в голый фарс, что вряд ли было бы правильно понято и принято. Ему удалось  поставить очень человечный спектакль, где герои все живые и настоящие. Очень чеховский спектакль, наполненный любовью к своим героям, любовью к актерам, которые, как и режиссер,  иронично относятся к своим персонажам, и  смеются над собой, только смех этот  порой горький, и всегда сквозь слезы.

Пьеса Антона Павловича Чехова «Дядя Ваня» о  ТРАГЕДИИ, именно вот так, с большой буквы, маленького человека. О том, что   герои, дожив до определенного возраста,  вдруг поняли,  что живут они не так и не затем, и что все зря. Они справедливо полагают, что заслуживают лучшей участи, но только жалостливо ноют, и просто  ждут чуда. Оно вдруг свершится, и в их жизни появится смысл. Об этом же и спектакль Кончаловского,  и   еще о том, что все герои, кроме Сони,  абсолютно слепы в любви, они не любят НИКОГО, не могут и не смогут полюбить, включая самих себя.  И Андрей Кончаловский, так же как и Антон Павлович Чехов, путей решения проблемы для своих героев так  и не смог предложить.

Режиссер  не разделяет своих героев на главных и второстепенных, для него все герои важны и любимы, и роль каждого персонажа, вся его сценическая жизнь внутри спектакля   прописана автором  до мелочей очень точно, и  каждый герой в протяжении всего  спектакля живет и проживает свою маленькую жизнь.

Пространство сцены театра Моссовета сужено на четверть до подиума, на котором происходит всё действие спектакля. В черной пустоте оставшегося пространства слева и справа расставлены стулья, на которых до начала действия, и сразу после садятся актёры,  на подиуме не занятые. Может это для Кончаловского весьма авангардно, но для меня, как зрителя, когда я вижу, как актер Александр Домогаров – Астров, сидит на стуле, и наблюдает со стороны, как на сцене в разговоре с Еленой Андреевной в  любви к нему признается Юлия Высоцкая – Соня, пропадает некая таинственность и волшебство, которое так  нужны зрителю, и за которым он приходит в театр.

Сразу скажу, что к моему великому сожалению, абсолютным  разочарованием, и, пожалуй, единственным, на премьерном спектакле стала работа И.Карташовой в роли немного выжившей из ума  Марии Васильевны Войницкой. В исполнении  И.Карташовой мать первой жены профессора абсолютно никакая, ее просто нет, а присутствие на сцене ограничивается всего лишь эффектным раскуриванием сигареты и чтением газеты,  и даже в тот непростой для себя момент, когда Иван Войницкий как утопающий, пытается ухватиться за сочувствие матери, свою известную реплику «Слушайся Александра» И.Карташова произносит абсолютно бесцветно, и   интонационно никак не обозначает свое отношение к происходящему. Лично мне очень жаль,  что  на эту роль  Кончаловский  не назначил актрису театра Моссовета Марию Святославовну Кнушевицкую, которая славится тем, что роль, состоящую  из нескольких фраз,  может блистательно  наполнить жизнью и всей гаммой чувств.

Принцип «Хорошего человека должно быть много» - дело, конечно, великое. Но все-таки надо бы знать меру. Посему когда   Телегин Илья Ильич  в исполнении Александра   Бобровского громко гундося,  заводит свою  песню о  неудавшейся жизни и о чувстве нерушимого долга, мне посочувствовать и пожалеть его почему-то совершенно не хочется. Охарактеризовать Телегина – Вафлю  в интерпретации Кончаловского можно только одним словом: он абсолютно нелеп.

Несколько удивила меня трактовка образа старой няни Марины в исполнении  Ларисы Кузнецовой. Маленькая, нескладная, худенькая, одетая невообразимо во что, она весь спектакль снует по дому, успевает и  самовар поставить, и полы помыть, и  в   уголке у себя укромно помолиться. Привычный порядок в доме с приездом профессорской четы окончательно нарушен, и это ее очень злит. Няня Кузнецовой  очень недобра, и что ее  резко отличает от няни Чехова, это неумение сопереживать и  поделиться человеческим теплом.

Складывается такое впечатление, что Наталья Вдовина еще пока не смогла полностью разобраться со своей героиней, и сама еще до конца не поняла: кто  она Елена Андреевна? Актриса создала образ такой блондинки-дурочки, безупречно красивой, гламурной конфетной  обертки, упаковка красивая, а разворачиваешь, и там пустота, абсолютная. Вся действительность ее ужасно раздражает, и  потому она временами срывается в истерику, потому  что все, все не так: и  любовь ее оказалась фальшивой, и муж, который категорически не согласен тихонько приклеиться к креслу, а  порой достаточно бурно заявляет на нее свои права, и требует ежесекундного внимания, и  Соня, которая все время глядит  ей в душу, и дядя Ваня со своей абсолютно  нелепой любовью. И что ей делать дальше, она не знает. Быть может,  несмотря на то, что Соня убедительно призывает ее то ли лечить, то ли учить, предпочесть  просто бездумно целый день  качаться на качелях; то ли  наконец  решиться стать на миг доброй феей, и строго призвать к ответу вконец зарвавшегося Астрова, который в упор не замечает любви Сонечки; или быть может,  подумать раз в жизни о себе, и, наконец,  оправдать ожидания доктора, который в последний месяц  забросил и больных, и свои леса, и успел  выпить все содержимое погреба Войницких? И наблюдая за Еленой Андреевной, которая торопит мужа, стараясь побыстрее покинуть опостылевший дом, понимаешь, что она единственная из персонажей Кончаловского не задумывается о смысле жизни, этот смысл ей совсем неинтересен,  и ее жизнь, может быть, еще не совсем пропала.

Понаблюдав за  профессором  Серебряковым (Александр Филиппенко), который бегает,  будь здоров как,  по сцене,  соглашаешься  с правомерностью вопроса Астрова:  «Он, правда,  болен?», и точно Астров вполне справедливо заподозрил, что профессор просто симулирует подагру, и уж все города замучил своей болезнью.  Профессор Серебряков в прочтении  Филиппенко живее всех живых, и,  главное,  не утратил  желания жить, а, кроме того,  искренне полагает, что он вполне заслуживает того, чтобы с ним безмерно возились, и такой красивой и молодой жены он тоже вполне заслуживает. Всю свою жизнь пребывая в своем профессорском мире, он там и остался по сей день. И вполне верится,  что ему и в голову не могло придти, что с продажей дома Войницкие потеряют кров, и что дядя Ваня все эти годы получает по 500 рублей в год, он действительно в этом мало понимает, и  просто обстоятельства вынуждают его заниматься не своим делом. Дядя Ваня целится в профессора, естественно,  попадает не в него, а  в вазу, а Александр Владимирович стоя спиной ко всем, что-то торопливо записывает в блокнот. И ты не понимаешь, то ли профессору себя не жаль, то ли это железобетонное равнодушие не только к себе, но и ко всему  миру. И только очень внимательный, нет, правильнее сказать, чуткий зритель поймет, что чем громче смех  Серебрякова, тем горше у него на душе, потому что отставной профессор  осознает, что по большому  счету он никому не нужен.

Участие Юлии Высоцкой  в постановках Андрея Сергеевича  всегда вызывает неоднозначное отношение, однако Юлия совершенно правильно просто не обращает внимания на всякий светский и порой  недоброжелательный треп, а честно делает свое дело. И Соня  - это точная и пронзительная работа актрисы Юлии Высоцкой.

Чтобы донести до зрителя мысль, что Сонечка  ужасно некрасива, костюмеры и гримеры не пожалели сил и фантазии, и  сотворили общими усилиями  из очень симпатичной актрисы Юлии Высоцкой чебурашку, одетую  в мешковатую одежу, в которой она смахивает одновременно и на монашку  и на прислугу с ближайшего подворья. В Соне Высоцкой огромная глубина чувств, эмоций, мысли. Мать умерла, а отец ее вовсе не любит, и долгие годы она тяжело трудится, и тянет весь дом на своих плечах. Молча, без упрека, ведь если не она, то кто же, и всегда, за всех она чувствует огромную ответственность. Но ей это не в тягость, она свою жизнь воспринимает как данность, которую изменить  ей не дано.  Ее Соня так искренне,  так трогательно любит Астрова, что ее  безмерной  любви можно только поверить. И счастлива она только одним его присутствием где-то рядом. И хотя Астров этого не замечает в упор, Соня  единственный человек, который и понимает, и принимает его, все его мысли, все его желания и мечты. Астров любит леса, и веришь, что Сонечка готова  пересчитать и записать в бухгалтерскую книгу не только все деревья в лесах врача, но и  также будет лелеять и холить каждый листочек и травиночку. Да, она  мучается неразделенностью своей любви, бывает растерянной, но никогда – обиженной на жизнь и людей. Чего стоит только один блистательно сыгранный  эпизод, когда Серебряков заводит речь о продаже дома,  и внимание всех героев и зрителей сосредоточено на профессоре, а Соня, которая только что узнала, что Астров обещался не бывать в доме Войницких, и это означает только одно: он ее не любит! И она сидит в уголке, нервно мнет платок,  что-то шепчет беспрестанно, и на лице растерянность, и боль.

И пронзительно звучат слова,  направленные к дяде Ване и к нам, зрителям,  что надо быть МИЛОСЕРДНЫМИ, что надо попытаться УВИДЕТЬ и УСЛЫШАТЬ другого человека. Надо, надо.

Забыть эпизод, когда Астров, собирая вещи, стоит у конторки, и Соня подходит и прислоняется лбом к его спине, я не смогу, потому как в этом  молчаливом прикосновении  ее вся горькая, но такая истинная любовь.

И в конце, когда чаша терпения переполнена, она сбрасывает одним резким движением все со стола, и эта душа ее кричит в страхе и от отчаяния, что ничего нельзя изменить, и очень горько от того,  что и Соня не может найти выход, что ничего в ее жизни не случится. И Соня Высоцкой это понимает, и потому слезы застилают глаза. Слезы настоящие  и очень горькие. Сможет ли Соня докричаться до опустившего руки Войницкого?

Их немного, очень немного, актеров, умеющих не сыграть, а прожить жизнь своего героя так, чтобы  «дрогнула струна души другой». Александру Домогарову, сыгравшего доктора Астрова, удалось задеть душу зрителя.

У Астрова Домогарова  за плечами долгие километры сельских, тоскливых дорог, огромная череда никогда не заканчивающихся больных, мало лекарств, и огромная ответственность за человеческие жизни. В такой жизни выживет только очень сильный человек. Он никого не любит, ничего не чувствует? Он хочет стать неуязвимым,  но не может,  не получается. Вот, больной умер под хлороформом, а видишь, как задело,  и  время от времени Астров застывает, куда-то «уезжает», он не здесь, он там, с этим больным, в операционной, он пытался его спасти, но не смог, и это будет его мучить всегда.

Он никого не любит? Да, не любит. Просто у него такой момент в жизни, он устал, и ему не до любви, да и ближайшем обозрении нет человека, который может задеть его сердце. Но он хороший человек, ведь только очень хорошие люди могут понимать, принимать, любить от всей души деревья, лес, ему больно от того, что люди бездумно и бездушно топчут, рушат, уничтожают «его богатство». И ради чего, ради каких высоких идей? И почему люди не умеют, не хотят, и не научатся относиться к  лесу, к каждому деревцу как к живому, почему бездушно уничтожают все, к чему прикоснутся?

Кто его может понять в этой сельской глуши, и где она эта истина? Астров пытается искать ее повсюду, и на дне рюмки в том числе. Астров Домогарова смеется над собой, но смеется умно, и смех сквозь слезы у него очень горький, потому что он понимает, что лучше не будет, и «неба в алмазах» он точно не ждет.

Именно доктору Астрову, своему любимому герою, Чехов поручил произнести самые важные для него монологи, в коих заложен очень важный для автора смысл. И перед Кончаловским стояла очень трудная задача: заставить сегодняшнего, весьма циничного, достаточно искушенного,  и считающего, что все познал зрителя, услышать и Чехова, и режиссера. Вот для этого Андрей Сергеевич придумал, я считаю, просто гениальный ход, когда  все достаточно пафосные  фразы по Чехову,  которые могли вызвать у зрителя недобрый смех, произносятся  в движении, в действии, и  вот таким образом герои получаются живыми и настоящими, и  слова их теряют свою пафосность, и  становятся понятными.  И в этом спектакле в каждой сцене с любым героем можно до бесконечности искать через ДЕЙСТВИЕ смысл и  идею.

И потому Астров в первом действии вполне обыденно  умывается, я скажу, даже обливается водой, в результате чего голова абсолютно мокрая, что в декабре месяца, как сами понимаете, для актера  имеет  достаточно экстремальный характер. Ест яблоко, курит, и при том произносит монологи вполне человечно, ненавязчиво заставляя зрителя одновременно следить и за своими действиями, и слушать.

Александр Домогаров и Юлия Высоцкая встречу  ночью у буфета  сыграли просто блистательно.   Встретились  два одиночества. Астров чувствует, что  Сонечке можно рассказать многое, что его мучает. И он рассказывает, и  режет огурчик на маленькие кусочки, ножичек по тарелке «чирк-чирк», вкусно «закусывает» стопочкой водки, и Сонечка, чуть не задохнувшись, глотает стопочку, а Астров ее забавно  поддерживает, и при всем этом Астров говорит, а еще  больше о многом умалчивает. И за его словами одиночество, и то, что его никто не понимает, и нет в этом мире дома, где он сможет почувствовать  себя просто человеком, не странным, а просто таким, каков он есть на самом деле, со всеми своими достоинствами и слабостями, сомнениями и надеждой. Она пытается ему намекнуть ему о своих чувствах, а он просто засыпает на ее плече, и его голова так по-детски падает на ее  плечо, что кажется, что ему на мгновение станет спокойно в любящих объятиях Сонечки. А потом доктор вздрагивает, и снова абсолютно остановившийся взгляд, белое лицо, больного вспомнил…

Повидав много разных людей, Астров научился хорошо разбираться в них, и потому сразу понял, что Елена Андреевна затеяла с ним разговор о Сонечке не из гуманистических соображений, а решительно оттого, что ей скучно, и еще совсем неплохо было бы  потешить собственное самолюбие. Он не спрашивает, он утверждает: «Вы  хищница». И потому по-мужски достаточно грубо обходится с ней.

Иван Петрович Войницкий в исполнении  Павла Деревянко комичен, порой срывается в истерику, но он бесконечно правдиво и точно сыграл трагедию маленького человека, который никогда никаким Шопенгауром, а также Достоевским,  стать по определению не мог. Он смешон, временами жалок, и даже в своей любви к Елене Андреевне нелеп. И также  абсолютно смешно выглядит его малюсенький «бунт на корабле», впрочем, он это и сам полностью осознал, как и осознал то, что жизнь бездарно прошла мимо, и винить в этом вообще-то некого, кроме самого себя… И Павел Деревянко очень филигранно  показывает, как жалок и несчастен Иван  Петрович.  Он полезет в шкаф, чтобы наконец отдать Астрову припрятанную склянку с морфием,  будет вытаскивать из шкафа сотни листов, истово выбрасывать их. Летят листы, нет, это не бумага, это жизнь дяди Вани разлетелась, и каждый листок  это страница прожитой его жизни. Все разлетелось…

Очень  пронзительно звучит  финальный монолог Сони, не похожий на молитву, это крик тонущего человека,  пытающегося из последних сил уцепиться ладонями за  краюшек земли. И маленькая надежда, что там, «за гробом», их ждет небо в алмазах, и, наконец,  исполнятся их самые смелые мечты. Там они проживут другую, лучшую жизнь. Они будут счастливы, любимы, и не будет той тоски, которая так намертво в них вцепилась и пожирает их души. Только вот нет никакой надежды у режиссера, эпилог – на экране  просто черные пни. И ни один зеленый росточек  не пробивается…

… Спектакль закончился, он был уже даже не вчера, но он тебя не отпускает, в свободную минутку ты думаешь о героях, об их ошибках и нереализованных мечтах. И хочешь переиграть спектакль, с начала, с середины, и оставить хоть маленькую искорку веры героям. Без надежды и веры ведь никак. Просто не выжить.

Александра  Симонова


Article printed from Журналисты.Ру — публикации статей, рецензии, проба пера.: http://journalisti.ru

URL to article: http://journalisti.ru/?p=10622

URLs in this post:

[1] журналисты: http://journalisti.ru/?cat=6

Копирайт © 2009 Журналисты.Ру. Все права зарезервированы.